Телеведущий Никита Добрынин в эксклюзивном интервью Вікна-новини рассказал, почему решил с семьей вернутся с Западной Украины в Киев и какое настроение среди его побратимов в теробороне столицы.
Также он признался, общается ли с кем-то из коллег из РФ и как война изменила его.
— Почему приняли решение вернуться в Киев и есть ли ощущение, что дома не так, как раньше?
— Буду отвечать исключительно за себя — да, было принято решение возвращаться в Киев, хотя мы понимали, что, к счастью, есть города в Украине, где спокойнее, меньше сирен, но, к сожалению, нет места, где абсолютно безопасно.
Дома и стены греют, поэтому мы очень сильно хотели уже вернуться, чтобы наш малыш сделал первые шаги дома. Мы отдавали себе отчет, что это пока невозможно, поэтому держались до последнего, следили за новостями. И когда мы поняли, что более или менее безопасно, стало меньше взрывов, решили вернуться в столицу.
Тогда возник другой вопрос — как добираться до города, поскольку нужно заправлять автомобиль, а топлива нет. Километровые очереди на заправки. Но когда я наконец-то заправил автомобиль, то смог семью отвезти в столицу.
Сейчас каждый город в Украине родной. Когда мы возвращались в Киев, не было ощущения, что кардинально изменили локацию. Мы просто приехали домой. Было чувство тревоги, неприятные ассоциации. Когда в первый день войны мы в 4.00 увидели взрывы из окна нашего дома — тот момент до сих пор у меня в памяти. Я постоянно переживаю за жену и ребенка. Сейчас есть ощущение, что столица не та, что раньше.
— Как вы реагировали на хейт со стороны подписчиков по поводу вашего отъезда со службы на Западную Украину?
— Я сначала как-то не понимал, почему люди так реагируют, когда я на два дня увез жену и ребенка на Западную Украину, хотя я находился в ТРО на то время. Я в своем государстве, я не нарушаю законы, получил разрешение командира вывезти свою семью. Я не могу себе представить мужчину, который отправил бы в путь своего ребенка и жену прямо под пули.
— Мы каждый день видели, как расстреливали и грабили машины. Я не тот человек, который мог бы оставить свою семью в опасности. Я их увез и сразу вернулся в Киев. Жена не хотела отпускать меня, поскольку самый тяжелый месяц активных действий в Киеве я был в теробороне.
Хочу еще раз заметить, что мужчины, которые не состоят в ТРО, также занимаются важной деятельностью. Они не военные, но помогают нашим защитникам как волонтеры. И на них тоже нападают, потому что они не пошли в ВСУ. Но в это время такой человек может собирать миллионы гривен для армии как волонтер.
Сейчас важно то, что эти люди не убегают за границу, они не нарушают закон. Но я прекрасно понимаю мам, чьи сыновья сражаются, они не рядом, а в это время не все мужчины на фронте.
— Какое настроение у ваших побратимов в теробороне Киева?
— Дух был боевой с первых дней. У нас была достаточно напряженная местность работы, но такого боевого духа я никогда не видел. Эти ребята были готовы к любым задачам, были решительны. Мы мечтали о победе. Сначала думали, что это будет до Пасхи, потом — до 1 мая, затем — до 9 мая. И сейчас мы тоже верим в победу.
У украинцев есть фантастическая сила – они даже танки останавливают руками! Сколько мы слышали перехватов разговоров российских оккупантов, которые боятся наших защитников – с оружием и даже без. Мне кажется, мы стали еще сильнее и закаленее в эти времена. Я заново для себя открываю Украину, наших людей и очень горжусь.
— Какую роль инфлюэнсеры играют в информационной войне с Россией?
— Классические медиа важны, это официальные источники информации, но до войны в Украине никто не осознавал возможности влияния именно инфлюэнсеров на аудиторию.
В первые дни войны мы с друзьями-блогерами сплотились и пытались донести информацию, искренне верили, что есть какая-то стена между нами с россиянами, которую мы можем пробить правдой о происходящем. На самом деле через неделю мы осознали, что мы напрасно тратим свои силы. Поэтому мы начали их вкладывать в волонтерство, борьбу с фейками и российской пропагандой.
Любой человек, наблюдающий за войной, может увидеть, как ответственно инфлюэнсеры относятся к своей работе, а не просто выкладывают фото в профиль. Есть, конечно, и молчащие. Они просто показывают, кто они и на каких позициях остаются.
Но гораздо большее количество активно участвует в информировании аудитории, это не “диванные” войска, как называют людей, которые просто что-то комментируют. Инфлюэнсеры – это те, кто может не только качественно информировать, но и собирать средства для армии и объединять людей. Уже собраны очень большие средства благодаря такой активности.
— Общаетесь ли вы сейчас с кем-то из коллег из РФ?
— Никто не спросил меня — Как дела?, кроме нескольких людей, которых я знаю. Мы вместе работали, они уехали из России сразу же после начала войны и сейчас работают активно против российской пропаганды. Мне не больно, что бывшие коллеги безразличны ко мне, поскольку я сам к ним безразличен при таких обстоятельствах.
— Изменилось ли к вам отношение среди российских подписчиков?
— Очень много было сообщений, как только я начал публиковать контент о том, что происходит в Украине. Это видео из Мариуполя, Бучи, Ирпеня. Понеслось много слов о том, что это спектакли и пропаганда. Мне страшно представить, что вместо мозгов у таких людей, хотя в основном это боты.
Что касается аудитории, у меня до войны была доля людей из России и Казахстана — 20%. Плюс-минус сейчас эта доля так и остается, хотя очень много людей я заблокировал. У меня сейчас гораздо меньше комментариев глупых, больше адекватных, даже от людей, живущих в РФ. Но даже те, кто пишет без агрессии и чепухи, все равно говорят: Мы ничего не можем сделать. Это не оправдывает их.
— Как вас изменила война и что она забрала?
— Всем болит и все сейчас об этом говорят – это язык. Мы в очередной раз поняли, что язык является нашей границей. Я родился в русскоязычной семье, поэтому с детства у меня дома разговаривали на русском. Украинский язык я учил самостоятельно в школе, в университете.
— Сейчас я осознал, что каждый раз русский у меня ассоциируется с неприятными коннотациями. Поэтому сейчас я совершенствую украинский, общаюсь на нем с сыном.
— Язык – это наша граница, которую мы можем строить, укреплять. Это осознание пришло ко мне задолго до войны, но сейчас это особенно ощутимо среди других тоже. К примеру, когда мы с семьей были в Тернополе, то в центре к нам подошли сфотографироваться девушки из Мариуполя. Они живут в Тернополе и сейчас ходят на курсы украинского языка. Их никто не принуждает, они сами этого хотят.
То, что происходит сознательно, очень греет мне сердце. Даже моя мама – она знает украинский язык. Она как врач выступает на разных семинарах государственных, но ее речь не столь совершенна еще, поскольку всю жизнь общалась на русском. Но она хочет изучать украинский язык дальше.
— Какой месседж можете передать людям, которым сейчас необходима моральная поддержка, и как посоветуете держать себя в руках?
— В первую очередь скажу, что эмоции ненависти сейчас очень разрушительны. К сожалению, разрушительны не для противника, а для нас внутри. Поэтому если есть возможность заняться полезным делом, собирать помощь для волонтеров, делать что-то, готовить – делайте это, отвлекайтесь.
— Если есть возможность пообщаться с психологом – разговаривайте с ним. Также выливайте и отдавайте свои эмоции наружу, обсуждайте события и чувства с друзьями и близкими. Не стесняйтесь радоваться жизни!
Если у вас есть шанс сейчас жить и улыбнуться, то это признак того, что наши воины на передовой делают свою работу не зря. Это будет лучшим знаком благодарности для них. Берегите себя! Вы будете нужны Украине после победы.
Фото: Никита Добрынин